Невеста ветра - Страница 26


К оглавлению

26

Эсме упала на колени рядом с юнгой и положила ладони по обе стороны от окровавленного древка.

— Тяните! — крикнула она, и кто-то с силой дернул, вытащив хакке с первого раза — по счастью, у него не было оперения, и древко прошло свободно. Эсме стянула пальцами края страшной раны и закрыла глаза…

…полотно было изорвано в клочья, и ей никак не удавалось соединить его. Где-то вдалеке послышался крик: «Не надо! Надорвешься!..» — но она не прекратила попыток. Уже знакомое голубоватое пламя окружило ее кольцом, но, оно было столь слабым, что у Эсме болезненно сжалось сердце. Усталость после исцеления Крейна не прошла бесследно, она едва может удерживаться здесь — что же, выходит…

— Я не отпущу тебя! — закричала целительница. — Ты не смеешь уходить!

И в этот миг рядом очутилась чуждость. Она неторопливо приблизилась, словно сытая кошка, потом взглянула на Эсме, смешно склонив голову набок.

Подошла еще ближе.

Потерлась о ее колени.

…большая, теплая.

Эсме глубоко вздохнула и принялась зашивать края прорехи.

«Вот теперь все будет хорошо…»

Кузнечик открыл глаза и закашлялся — кровь все еще текла, но Эсме знала, что его жизнь вне опасности.

Она вот-вот должна была лишиться сил от смертельной усталости, но все-таки чувствовала на себе удивленные взгляды. Матросы обеих команд застыли в изумлении.

А еще на нее смотрели два корабля — «Невеста ветра» и… «Морская звезда».

Вернее, то, что раньше ею было.

Угольно-черная шкура фрегата уже начала обрастать броней. Все палубные надстройки исчезли, обводы корпуса сделались гладкими и хищными; он больше не казался деревянным. На месте мачт возвышались костистые отростки, от которых отходили кожистые складки парусов-плавников. Глаза «Морской звезды» Эсме видеть не могла, но вполне представляла себе их выражение…

— Весьма симпатичный новый член команды, — выдавил сквозь зубы наместник. Он, казалось, не замечал, что его руки пронзили три арбалетных болта, а оба рукава промокли от крови. — Рад, что ты нашла свою цель в жизни, Эсме! Очень рад за тебя… может, ты окажешь по…

— Ни звука больше! — Разноцветные глаза Крейна полыхнули. Эйдел усмехнулся, но не стал испытывать терпение капитана. Эсме виновато опустила взгляд: если бы наместник успел произнести до конца ритуальную просьбу, она не сумела бы ему отказать. — Увести ее в каюту, быстро! Тейравен не оценил богатства, дарованного Эльгой, поэтому я забрал эту целительницу себе!

Наместник ничего не сказал.

Крейн подобрал хакке, перехватил его у самого наконечника и… что-то сделал. Зазубренный наконечник с резким щелчком разделился на шесть частей, и из его сердцевины выскочила острейшая игла. По ее блестящей поверхности пробегали синеватые искры.

Раздался протяжный звук, похожий на стон, а следом за ним другой. Эсме, уже в полуобморочном состоянии, поняла: это стонут фрегаты.

И ей внезапно тоже захотелось завыть…

С хакке в руке Крейн поднялся на полуют и оттуда, размахнувшись, выбросил страшное оружие далеко в море.

Наместник улыбнулся.

— Возвращайтесь на свой корабль и не смейте нас преследовать, — ледяным голосом произнес пират. — Будьте уверены, о том, что произошло сегодня, заговорят во всех портах десяти тысяч островов… хотя вам, конечно, нет до этого дела. Эй! Помогите наместнику!

— Благодарю, я сам… — Улыбка Эйдела больше напоминала оскал. — Мы еще встретимся, капитан Крейн, если только вас не сожрет кархадон. И с тобой… — он бросил обжигающий взгляд в сторону Эсме. — С тобой мы тоже обязательно встретимся.

«Возможно…» — вот и все, о чем она успела подумать, прежде чем потерять сознание.

— Нет, ты все неправильно делаешь. — Велин отбирает у тебя птицу и в мгновение ока исцеляет сломанное крыло. Золотистое сияние ослепительно вспыхивает под его ладонями, и миг спустя птаха уже парит в небесах. — В прошлый раз все получилось, что же теперь, а?

Ты молчишь, насупившись. В густой зеленой траве кипит жизнь — ты совсем недавно начала чувствовать всех живых существ вблизи, и пока что это доставляет сплошные неудобства. Но здесь все-таки хорошо, потому что биение сердца полевки или зеленые мыслеобразы травяных скакунов не лезут без спросу в голову, не оставляют после себя фантомных воспоминаний.

Отчаявшись дождаться ответа, Велин сокрушенно качает головой. Нет, он вовсе не сомневается в твоих способностях — если верить ему на слово, не распознать в тебе целителя мог бы только слепой… хотя ты не очень-то ему веришь. Он просто удивлен, отчего силу твоего упрямства никак не удается направить во благо, и винит в этом только себя.

— Знаешь, — вдруг говорит он доверительным тоном. — Когда-то у меня был друг, который в раннем детстве потерял всю семью, как и ты. Это круто изменило его жизнь, и… в общем, он так и не сумел до конца справиться с потерей, хотя твердил, что все хорошо. Я предложил ему исцеление… сказал, что могу приглушить тяжкие воспоминания, сделать их не такими болезненными. Знаешь, что он мне ответил? Что если я лишу его хоть малой доли этой горечи, этой невыносимой, отчаянной тоски — он перестанет быть самим собой.

Ты молчишь.

— Мы тогда из-за этого крупно повздорили, — продолжает Велин, — но теперь мне начинает казаться, что он был прав. Боюсь, когда-нибудь тебе понравится отсекать от себя все, что причиняет боль. Если это произойдет, ты изменишься и никогда не сможешь стать прежней. Не делай этого, Эсме, прошу! Когда дела пойдут плохо и очень-очень захочется решить все одним махом, ты вспомни о нашем разговоре… особенно если меня не будет рядом…

26